Великому народному футболисту и хоккеисту армейского клуба Всеволоду Боброву 1 декабря исполнилось бы 95 лет. Его партнеру по тройке, победителю Олимпийских игр (1956) Виктору Шувалову 15 декабря исполнится 94 года.
Накануне дня рождения Боброва Виктор Григорьевич рассказал пресс-центру «большого» ЦСКА о том, каким он помнит своего партнера по первой тройке в ВВС, ЦДСА и хоккейной сборной СССР. Про сына вождя Василия Сталина, авиакатастрофе, в которой погибла команда ВВС, и раскрыл секреты финтов Боброва.
Виктор Шувалов держится молодцом. Несмотря на то, что он единственный, кто еще с нами, хоккеист – чемпион Олимпийских игр 1956 года. Для сравнения, своего партнера по легендарной тройке Всеволода Боброва он пережил почти на 38 лет. Передвигается Шувалов хоть и с клюкой, но крепко держит ее в жилистых руках и на тот свет не торопится. «Без команды молодости нашей жить сложно, но сложнее без жены, ушедшей из жизни», – говорит он и добавляет: «Спасибо за долголетие моим родителям и спортивному режиму».
Живет Виктор Григорьевич в Москве один в квартире у станции метро «Сокол». Намного бережнее, чем в 90-е годы, хранит свою золотую олимпийскую медаль, подарок Василия Сталина – фотоаппарат «Зоркий», и воспоминания о своей молодости.
– Виктор Григорьевич, поэт Евгений Евтушенко написал про Всеволода Михайловича Боброва: «Шаляпин русского футбола, Гагарин шайбы на Руси». Вы согласны с такой трактовкой?
– Всеволода Боброва чаще всего вспоминают, когда речь заходит о славных представителях советского футбола и хоккея. У меня и книжки есть, написанные про Боброва, и фильм художественный про него сняли «Мой лучший друг – генерал Василий, сын Иосифа». Конечно, он заслуживает поэтических сравнений. Ни у кого из российских игроков нет такой славы, какая была, есть и будет у Всеволода Боброва. С ним в нашей стране только Валерий Харламов конкурировать может, особенно после выхода фильма «Легенда №17».
– Помните тот день, когда вы познакомились с Бобровым?
– Познакомился в 1945 году. Я играл в футбол за челябинский «Дзержинец», а он – за СКА (Новосибирск). Армейцы приехали к нам в Челябинск на матч Кубка СССР. Бобров тогда еще неизвестный был.
– Какое впечатление он на вас произвел, как футболист?
– Он прекрасно выбирал место на поле, откуда можно забить гол. Голевое чутье – потрясающее и очень сильный рывок. Он с места срывался мгновенно. Вроде сам был флегматичный, но, когда нужно было, он резко бросал корпус вперед, и соперник оставался за его спиной. Это два основных его качества – верный выбор места и рывок, которые выделяли его на футбольном поле.
– Рывок длинный?
– Короткий. Он не очень выносливый был. Да, еще важный момент. Михалыч был очень техничный, что в футболе, что в канадском хоккее, что в хоккее с мячом. Владел многими приемами обводки. У нас в ВВС, а потом в ЦДСА, в ходу у ребят было такое изречение: «Одним финтом не прокормишься». Раз, два обыграл защитника одним финтом, а потом тот найдет против тебя противоядие. Значит, надо иметь два-три финта в арсенале, чтобы оставлять защитников ни с чем.
– Расскажите о его коронных финтах.
– Писал он правой рукой, а клюшку держал справа, стало быть, левой рукой. Его коронный номер в хоккее: идет на скорости на противника и показывает клюшкой, что уходит в одну сторону, защитник свою клюшку переносит и смещается туда, куда ему показал Бобров, а Михалыч резко убирал шайбу под себя, закрывал ее корпусом, и летел на ворота. Мои одноклубники – Бобров, Евгений Бабич, Николай Хлыстов, Валентин Кузин – они целенаправленно атаковали ворота. Сейчас я смотрю хоккей, и вижу, что нападающие зачастую не обыгрывают защитника, а убегают от него. Защитникам того и нужно, чтобы нападающий был подальше от ворот.
– В ВВС и в ЦДСА вы играли в одной тройке: вы – центрфорвард, справа был Бобров, слева – Евгений Бабич. Почему вы вдвоем с Бобровым забивали больше, чем Бабич?
– Женя (Бабич) был другом с Бобровым. Мог сам забивать гол, но отдавал шайбу Боброву. Я спрашивал у Жени: «Чего ты сам не бросал по воротам?». А у Бабича было какое-то уважение невероятное к Всеволоду, хотя, на мой взгляд, Бабич был техничный игрок, и играл не хуже Боброва. Скорость у Бабича была потрясающая.
– Люди говорят о легендарной тройке Бобров-Шувалов-Бабич, но забывают о защитниках вашей команды. Они большую роль играли на площадке?
– В наше время играли двумя пятерками. В ВВС с нашей тройкой играли защитники Александр Виноградов и Павел Жибуртович, а во второй смене – Виктор Тихонов и Револьд Леонов. Когда 7 января 1950 года команда ВВС разбилась в авиакатастрофе в окрестностях Свердловска, Бобров стал играющим тренером и организовал в команде сильный тренерский совет. В него входили ведущие игроки: Виноградов, Бабич, нападающий Анатолий Викторов, вратарь Григорий Мкртычан. Разборы игр проводили на тренерском совете.
– Как это происходило?
– В команде ВВС кому-нибудь из игроков второй пятерки давали задание, чтобы он смотрел за первой пятеркой и подмечал все сильные и слабые стороны в игре партнеров. То же задание давали кому-то из игроков первой пятерки, кроме, конечно, Боброва. И на разборе он выступал последним, выслушав все замечания.
Сейчас некоторые корифеи в командах мастеров не воспринимают критику. А я вспоминаю такой пример. Играл у нас в команде Юрий Пантюхов. Молодой был совсем, подменял Виноградова. Виноградов 1918 года рождения, а Пантюхов – 1931-го. После игры с «Крыльями» Пантюхов на разборе говорит: «Александр Николаевич (Виноградов), вы атакой увлекались, поэтому иногда в защиту не успевали, из-за чего Николай Хлыстов и Алексей Гурышев (нападающие «Крыльев Советов» – прим.) против одного Жибуртовича вышли на наши ворота. Хорошо, что Виктор Шувалов подстраховал». И, заметьте, Виноградов не сказал Пантюхову: «Ты кого критикуешь, сопляк?». Он ответил: «Юра, ты прав, я очень увлекался. Забить хотел. Больше не буду». Понимаете, какие отношения были в команде?
– И Боброву тоже могли указать на его недостатки?
– Нет. Он же тренер, его не критиковали.
– Обговаривали перед матчами командные действия?
– Конечно, не просто же так команда ВВС в канадском хоккее три года была чемпионом Советского Союза. Перед матчами установка была такая: сыграть как можно строже в защите. «Нападение у нас сильное, наверняка одну-две шайбы забьем», – говорили ведущие игроки. Ну, а когда играли со слабыми командами, Бобров даже в защиту не возвращался. Все время в средней зоне катался, а мы четверо знали, что если кто-то из нас завладел шайбой, ищи Боброва в средней зоне и отдавай ему пас. Надо отдать ему должное, на площадке не стоял, облокотившись о борт. Бобров открывался до красной линии – дальше пас нельзя было давать. Получит шайбу, двух защитников на скорости мог запросто обыграть и атаковать ворота. Много забивал.
– Как он чаще всего забивал? Например, Александр Овечкин часто забрасывает шайбы в ворота из левого круга вбрасывания.
– Бобров с правого угла атаки бросал в дальний верхний угол, прямо под крестовину. Причем, бросал не глядя – и шайба трепыхалась в сетке. Потому что отрабатывал этот бросок. Заканчивалась тренировка, мы оставались минут на 20, и часто отрабатывали выход тройки нападающих на чужие ворота. Катим тройкой, пасуясь друг с другом, и кто-то из нападающих бросает по воротам. По 10-15 бросков каждый нападающий совершал за время дополнительного задания.
– Какие функции были у вас на площадке, как у центрального нападающего?
– Фактически я играл полузащитника. В нападении в углы не лазил. Это места крайних нападающих. Это сейчас не поймешь, как будет забивать голы команда, если трое нападающих либо в одном углу, либо за воротами. Защитники сидят на «синей» линии, боятся контратаки, а нападающие – «размазались» по углам. Я не ходил в углы. Пусть крайний нападающий там борется. Зато, как только он завладеет шайбой, я сразу под него открывался. Он мне отдавал пас, я с ходу бросал. При потере шайбы я всегда откатывался назад. Получается, выполнял челночную работу полузащитника.
– Бобров постоянно боролся у борта?
– За шайбу он хорошо боролся. Не надо думать, что ему шайбы постоянно на блюдечке подносили. Если проиграл шайбу – тут же вступал в борьбу.
– У Боброва был мощный бросок?
– Может быть, не такой сильный, но очень точный. Он на тренировках отрабатывал броски то в одну, то в другую крестовину. Ну и тогда вратари были менее габаритные. У них щитки были чуть повыше колена, это сейчас – до паха. Вон, вратарь магнитогорского «Металлурга» Василий Кошечкин – 2 метра роста (2,01 м – прим.), богатырь. Как встанет в ворота, ему некуда бросать. В мое время вратари были меньше ростом, возможностей забить гол было больше.
– А щелчок у Боброва был могучий?
– Щелчков тогда не было. Они в СССР появились, когда мы в 1954 году играли на чемпионате мира в Стокгольме. Подсмотрели за канадцами. С европейскими командами были хорошо знакомы, а канадцев и американцев не знали. Особенно канадцев – они фаворитами считались турнира. Мы тоже стали щелкать по шайбе, но наши отечественные клюшки, которые производила фабрика в Верхних Лихоборах, кололись от щелчков. Натурально, как дрова. Мы на игру по три клюшки готовили. Старший тренер сборной СССР Аркадий Иванович Чернышев говорил: «Да бросьте вы чепухой заниматься, какие щелчки… Переломаете все клюшки – играть нечем будет». Поэтому щелчка у Боброва в арсенале не было.
– У вашей тройки была фирменная комбинация?
– У нас их было много. Когда играли с сильными командами, наши крайние нападающие опекали чужих защитников, чтобы те не атаковали. Как только наш защитник завладевал шайбой, Бабич сразу делал вираж в центр площадки, и защитник отдавал ему передачу. Если в этот момент чужой защитник шел за Бабичем, Женя в одно касание мне отдавал шайбу, защитник на меня перестраивался, а Бабич оставался свободным. Я тут же отдавал шайбу Бабичу, и он на скорости входил в чужую зону.
Еще комбинация: мы в паре с Женькой (Бабичем) идем на пасе из зоны защиты, передаем друг другу шайбу. Защитники соперника в этот момент теряют концентрацию и забывают о Боброве. Мы с Бабичем доходили до «синей» линии – и следовал длинный пас на Михалыча.
– Вы, центрфорвард первого звена ВВС, ЦДСА, сборной СССР, забивали чуть меньше Боброва. То есть, по классу игры – равные хоккеисты…
– Нападающего оценивают по забитым голам. Я по этому показателю Боброву проигрывал. Особенно в ВВС, где он был играющим тренером. На него чаще играли партнеры. По статистике я 150 игр в высшей лиге чемпионата СССР провел, 222 шайбы забросил, а Всеволод, 254 шайб забил в чемпионатах страны. Но надо понимать, что он на два сезона больше меня играл. А на чемпионатах мира (1954, 1955) и Олимпийских играх 1956 года в Кортина-д’Ампеццо Бобров 22 шайбы забил, а я 18.
– Вам не было обидно, что на него играла вся команда?
– Нет. Что обидного? Он же оправдывал доверие партнеров, давал результат. Конечно, мы с Женей (Бабичем) больше отрабатывали в защите, особенно при численном меньшинстве – тогда наша четверка выходила: Бабич, я и защитники первой пятерки.
– Почему именно Бобров стал капитаном сборной СССР на Олимпийских играх Кортина-д’Ампеццо и был играющим тренером в ВВС?
– Когда команда ВВС разбилась, кого было назначать тренером? Он же был самый заслуженный. И в футбол, и в хоккей прекрасно играл. Еще до трагедии на Урале наша команда ВВС с кем-то неудачно сыграла, «хозяин» (Василий Сталин) назначил играющим тренером защитника Бориса Бочарникова.
– С теплотой вспоминаете «Хозяина»?
– С большим уважением мы к нему относились. Тем более, он ведь, по сути, мне жизнь спас. Василий Иосифович Сталин после игры часто заходил к нам в раздевалку. Перед матчем ВВС на Урале он тоже зашел, поздравил с победой над ленинградским «Динамо». Бочарников «Хозяину» говорит, что следующий матч в Челябинске, а по прогнозу там сильные морозы. Мол, нам надо туда пораньше приехать, акклиматизироваться. Василий Иосифович: «Ну, заказывайте самолет Douglas («Дуглас» – прим.) и летите пораньше». Только Шувалова, говорит, не берите в Челябинск». Я спрашиваю: «Василий Иосифович, почему? Я знаю, что мне играть нельзя – местные болельщики меня освистывать будут, но я полгода дома не был. С родителями увидеться хотел». Сталин сказал: «Не надо. Тебе какую-нибудь неприятность в Челябинске устроят. Подъедешь следом за командой в Свердловск на игру».
– И вы поехали провожать команду на столичный аэродром.
– Да. Я был на аэродроме. Посылочку собрал домой. Мы дружили в команде с Василием Володиным, он был из Свердловска. Я ему сказал: «Вась, в Челябинске одна гостиница. Сестренка моя рядом живет. Позвони ей. Она заберет посылку». Тогда на аэродроме стоял домик деревянный. Пришел кто-то из обслуги аэродрома, сказал: «Вылет не дают». Было холодно. Ребята наши сели в карты играть. Прошло минут 10-15, потом кто-то из обслуги сказал: «Подруливает самолет, разрешают вылет». Все пошли на посадку, а мы с администратором Николаем Кольчугиным поехали домой.
– Когда вы провожали команду в последний вылет, тоже в карты скинулись с ребятами?
– Не, я не играл. Просто привез посылку Васе Володину.
– Что в этой посылке было?
– Вещи какие-то. В Польше их купил, где мы ранее тренировались.
– Бобров тоже не полетел с командой на Урал и остался жив.
– Боброву только разрешили перейти из ЦДСА в ВВС. И многие корреспонденты говорят, что, мол, он загулял в ресторане, проспал, не явился на вылет, потому и не погиб. Не правда. Он должен был в Москве на следующий день с Кольчугиным в Спорткомитете оформить заявку на переход в ВВС. Оформив документы, на следующий день после вылета ребят, он поехал на Урал поездом. О трагедии Михалыч узнал в Куйбышеве (Самара). По поезду объявили: «Капитан Бобров, зайдите в военную комендатуру». Он зашел, там ему сказали, что что-то случилось с командой ВВС.
– Как вы узнали о трагедии?
– Мы с Сашей Роговым на стадионе «Динамо» глядели какой-то хоккейный матч. Холодно было. Два периода посмотрели, замерзли, пошли домой. Я тогда жил на Хорошевке вместе с Александром Стригановым – он две комнаты занимал, а я одну. Около моста на Беговой зашли в «Гастроном» – купили покушать. Пришли домой, чайник поставили, стали ужинать. Приехал Степанян, адъютант «Хозяина»: «Собирайтесь. «Хозяин» вызывает в штаб». Штаб Московского военного округа находился на Ленинградском проспекте, где сейчас находится ЦСКА.
– Кто вам объявил о том, что произошла авиакатастрофа?
– Когда мы приехали, там были уже несколько наших игроков: Виноградов, Александр Афонькин и другие. Спрашиваю: что такое? Зачем вызвали? Мне отвечают: с командой что-то случилось. Степанян зашел к Василию Иосифовичу, минут 10 у него был, потом нас пригласил в кабинет. Там нам Василий Сталин сказал: «Ребята, несчастье большое произошло. В Свердловске при посадке разбился самолет с командой. Все погибли. Нам надо собрать команду игроков и ехать играть в Свердловск». Когда в 2011 году команда «Локомотив» разбилась в Ярославле, целый месяц по телевидению об этом говорили, а тогда кроме сарафанного радио ничего не было. Хотя 7 января 1950 года погибли – 13 игроков и шесть членов экипажа. 19 человек.
– Когда прощались с ребятами на аэродроме, не было нехороших предчувствий?
– Нет! Какие предчувствия? Там версий трагедии много. Большинство ребят знали, что самое безопасное место – в хвосте самолета. Когда самолет пошел на посадку, все побежали в хвост, нарушили «центровку», летчик стал вытаскивать самолет из штопора, но силы не хватило. И самолет с работающими моторами прямо на границе аэродрома Кольцово врезался в мерзлую землю. Там мороз был минус 20 градусов. Я был потом в ангаре, где опознавали тела погибших. Там все было перемешано: кожа, кости, кровавое месиво. Страшно смотреть. Никого не узнать. Всех родственников погибших из Москвы туда привезли на похороны. Хоронили не в столице, хотя большинство игроков были москвичами.
– Хоронили вдалеке от Москвы и по-тихому, вероятно, чтобы огласки не было.
– Около Кольцовского аэродрома есть поселок. Там был клуб. В этом клубе стояли 19 гробов, обтянутые красной материей. Подошли американские студебеккеры и солдаты погрузили в них гробы. Там же рядом – поселковое кладбище. Всех наших ребят похоронили в братской могиле.
– Василий Иосифович Сталин не полетел в Свердловск?
– С чего он должен был лететь? Он с командой никогда не летал, ни на футбол, ни на хоккей. Например, если мы играли в Киеве, адъютант Василия Иосифовича из Москвы связывался со стадионом в Киеве и там кто-нибудь из администрации футбольной команды передавал ему результат. Была информация, что экстрасенс предсказал Сталину, что что-то случится с командой, и поэтому Василий Иосифович не полетел. Да он никогда не летал с командой.
– Василий Сталин играл в футбол или хоккей?
– Он занимался и футболом, и хоккеем. Его на машине привозили прямо на тренировку на стадион «Юных пионеров». Охранник с ним всегда был. После игры – забирали.
– Прилично играл?
– Я не знаю. Не видел. Если бы играл хорошо, мог бы играть вплоть до сборной страны. Азарта в нем было – бездна.
– Когда общались с сыном вождя, страха не было?
– Нет. Команда ВВС и в футбол, и в хоккей играла на стадионе «Динамо». Он присутствовал почти на всех играх. Перед игрой заходил в раздевалку, здоровался за ручку с ребятами. Спрашивал, как настрой на игру, как играть будем. А после матча, если выиграли, приходил поздравлять. Обращался со спортсменами очень хорошо и уважительно. Говорят, что деспотичен был, с офицерами Московского военного округа обращался жестко, мог оскорбить. Я с этим не сталкивался.
– Бобров и Василий Сталин действительно были очень дружны?
– Конечно. «Хозяин» же пригласил Боброва из ЦДСА в ВВС, а потом назначил играющим тренером. Михалыч был очень компанейский, но нос не задирал и пижоном не был. Однако, если пас ему не отдашь на поле, он тебе столько теплых слов на уши навешает, что не унесешь.
– Много «навешивал»?
– Конечно. Такой мог состояться мужской разговор, что хоть святых выноси. Помню, играли в Ленинграде с местным «Динамо». Мы с Бобровым выходим на одного защитника. Показываю, что отдам пас Всеволоду, защитник движется на перехват, я его обыгрываю, и один выхожу на ворота. Бобров меня поддерживает. Я бросаю шайбу и попадаю в штангу. Шайба отскакивает к конькам Боброва, но он ее принципиально не добивает в сетку. В перерыве приходим в раздевалку. Он, играющий тренер, бросает в сердцах начальнику команды капитану Александру Теплякову: «Или я них... не понимаю, или он профессор, бл... Отдай мне, я забью!». Отвечаю Боброву: «Я по центру выходил, а ты с краю – кто вернее забьет?». Бобров в сердцах: «Я с ним не буду играть». Отвечаю: «Епты, давай я во второй пятерке буду выходить! Пускай Толя Викторов с тобой играет». Тепляков: «Да бросьте, что вы! Мы же выигрываем – 2:0. О чем спорите?». Вышли на лед после перерыва – и до конца матча отыграли в одной тройке с Бобровым.
– В следующий раз в схожей ситуации, зная, что Бобров будет негодовать, все равно поступили бы так же?
– Если бы я один на один с вратарем выходил, конечно, сам стал бросать. Действовал бы по ситуации.
– Не страшно было играть вместе с таким требовательным партнером, как Всеволод Бобров?
– Нет. Привыкаешь со временем. Да, перед игрой было какое-то волнение, особенно перед матчем с сильным противником. Но как только шайбу вбросили или в футболе мяч только разыграли в центре поля – сразу обо всем забываешь. Бывало, что не замечал, сколько зрителей на трибунах. Но, кто-то из наших ребят опасался, что Бобров может напихать по-взрослому. Помню такой эпизод. В начале 50-х Бабич выступал за ЦДСА, ему еще не разрешили перейти в ВВС, и третьим нападающим в нашей тройке был Анатолий Архипов. Мы с ним дружили. Выкатываемся, значит, тройкой на ворота соперника, я отдаю пас Архипову, он бросает и забивает. Едем на центр вбрасывания. Я стучу Анатолия по щиткам. Он мне шепчет: «Бляха, слава Богу, что забил. Иначе бы столько бы от Михалыча огреб» (смеется).
– Бобров мог подраться на льду?
– Было. Играли со «Спартаком». Спартаковец Александр Сеглин – нахальный был, мог схамить. Нарушит правила, и тут же кричит: «Товарищ судья!». Он опекал Боброва и вывел Михалыча из себя. Бобров клюшкой отмахнулся – и Сеглин выплюнул на лед два-три зуба.
– Когда вы играли на Олимпийских играх, был особый настрой на матчи?
– Конечно. За границей нас накачивали: «Вы защищаете Родину!». Обычно этим занимался начальник делегации, кто-то из Спорткомитета. Потом – КГБшник, как мы их называли «Василий Васильевич».
– Бобров был советский человек?
– Да. До мозга костей. Он партийный был. Я-то нет.
– На него лозунги действовали?
– Мы это между хоккеистами не обсуждали. Сами чувствовали огромную ответственность за эту игру, за нашу страну, за наших болельщиков. Тарас (Анатолий Тарасов – прим.) – вот тот накачивал! «За нами Родина, ура!». Гимн страны. Серпастый, молоткастый! А Аркадий Иванович Чернышев (старший тренер сборной СССР) – тот по хоккейному делу говорил. Не особо Чернышев был разговорчивый.
– Как Бобров ладил с Анатолием Тарасовым?
– Случай был – играли на стадионе «Динамо». Уже не помню с кем. Каток был открытый, холодно. Первый период закончился. Приходим в раздевалку. Снимаем ботинки. Ребята прыгают, отогревают ноги. Перед вторым периодом Тарас начинает Боброва склонять. «Увлекаешься индивидуальными действиями! Про партнеров забыл! Пас не отдаешь!» – попер на Боброва. Тот ничего не ответил, снял хоккейную форму, сунул в чемодан, оделся в гражданское и вышел. Начальник команды кричит: «Верните Боброва!». Один из тренеров команды побежал его возвращать. Около метро его догнал, попросил вернуться. Бобров его послал подальше, сел на станции метро «Динамо» и до свидания. И даже в Ленинград с командой не поехал. Хотя у него в Ленинграде много родственников и знакомых было. И ничего Боброву за тот уход из раздевалки не было.
– Когда произошел тот инцидент?
– Это был 1954 год. После смерти Иосифа Сталина ВВС расформировали, и мы с Бобровым перешли в ЦДСА, где тренером был Анатолий Тарасов.
– Бобров был играющим тренером в ВВС, а в ЦДСА – тренер Тарасов. Столкновение амбиций?
– У них были сложные отношения.
– Слышал байку, о том, что Бобров «благословил» на тренерскую деятельность Анатолия Тарасова, когда на вопрос начальства ЦДСА «кого назначать тренером?» он ответил: «Пусть Тарасов будет тренером, все равно он играет не шибко…».
– Это было в ЦДСА еще до того, как Бобров перешел в ВВС. Это произошло, когда стал развиваться хоккей с шайбой в СССР. В ЦДСА Тарасов играл в одной тройке с Бабичем и Бобровым. Тарасов массивный был, и в скорости уступал партнерам. Ведь Бабич и Бобров – скоростные, взрывные игроки, а Тарас ползал. Когда я пришел в ЦДСА из ВВС тренер Тарасов пытался меня давить, а за что? Я не курю, не пью, режимный был, дисциплинированный. Ни одной тренировки не пропускал. Ко мне не придраться.
– Почему Тарасов пытался давить на вас?
– Получается, что, перейдя в ЦДСА, я вроде его место занял. До прихода нашей тройки (Бабич-Шувалов-Бобров) из ВВС в ЦДСА Тарасов был играющим тренером в армейском клубе. Тройка тогда была в ЦДСА Быстров – Тарасов – Елизаров.
– Бобров к своей спортивной амуниции придирчиво относился?
– Не могу сказать. Помню, Тарасов говорил, что Шувалов много забивает, потому что у всех клюшки белым лейкопластырем были обмотаны, а у меня – черной изолентой: «Поэтому шайбу не видно, когда она взлетает с клюшки Шувалова».
– Бобров был суеверный?
– Еще скажите, верил в приметы. Да, была отличительная примета у Боброва, я на всю жизнь их запомнил – это его опухшие колени. Сильных игроков всегда пытаются выключить из игры, поэтому у него оба колена были травмированы. После футбольных матчей, когда он мылся в душе, я видел, как у него были раздуты колени. Жидкость из коленей ему шприцом выкачивали. Одно колено у Боброва было массивнее другого.
– Несмотря на боль в коленях, он все равно был быстр на поле?
– Конечно. Сейчас взять в футболе легионеров – они же приехали в Россию деньги зарабатывать. Чуть легкая травма, они не выйдут на игру. А нас, особенно на чемпионатах мира, заставляли на лед выходить, больной ты или нет. На уколах обезболивающих играли. Потому что Родину защищали.
– У Боброва была особенная техника катания на коньках?
– Мы же все перешли в шайбу из хоккея с мячом. Все мы родом из русского хоккея. Это потрясающе красивый вид спорта. Футбол на коньках, как мы его называли. Бобров был невероятно хорош и в русском хоккее. В русском хоккее поле, как в футболе – 100 метров. Там не побежишь на коньках, там катить надо. Это сейчас в канадском хоккее многие не катятся, а бегут. Тот же Александр Овечкин, хоть и в «Динамо» воспитывался, но ему не подсказали, как правильно катиться. Он рвет с места за счет бешеной силищи. Мы перемещались на льду за счет наката. В коньковой подготовке игроки нашей плеяды превосходили европейские и североамериканские команды. Катались быстрее, маневреннее. В хоккее – это фундамент подготовки! Когда мальчик овладеет коньками, ему будет проще развивать технику. Сейчас смотрю хоккей, и вынужден отметить, что шведы и финны уже лучше российских хоккеистов катаются. В 50-е годы мы шутили над такими игроками, кто во время бега отрывает ноги от льда: «Много движений и никаких достижений». А сейчас многие так катаются в КХЛ.
– Вы видели на своем веку многих игроков. Кого из футболистов и хоккеистов вы могли бы назвать новым Бобровым?
– Я посмотрю, как молодой человек катится на коньках, и смогу сказать, выйдет ли из него большой хоккеист. Могу дать оценку футболисту по тому, как он подходит к мячу.
– Хорошо, зайдем с другой стороны. Кто из игроков разных поколений более всего похож на Боброва по манере игры?
– Трудно сказать. Наверное, никто. У каждого таланта свой неповторимый стиль игры. Например, Анатолий Фирсов придумал много новшеств. В 50-е Бабич, Сологубов, Бобров как умели делать? Отпускают от себя шайбу, защитник пытается ее выбить, а эти игроки ставят клюшку перед шайбой, а затем коньком протаскивают ее себе на ход. Делается все на скорости. Фирсов наш финт усложнил. Он клюшкой посылал шайбу себе на конек, как будто ее терял, защитник тянулся за ней, а Фирсов коньком ее посылал вперед – мимо защитника. Сейчас смотрю хоккей – многие нападающие не обводят, а оббегают защитника.
– В чем секрет знаменитого финта Боброва: нападающий объезжает ворота и забивает шайбу в незащищенный вратарем угол?
– Когда мы жили в Тушино, там был открытый стадион с катком. Каток относился к заводу, на котором работал один известный столяр. Он клюшки делал. Бабич и Бобров играли крутой клюшкой в высокой стойке. Когда, например, защитники делали более отлогие клюшки.
– Поясните.
– У него был угол клюшки загнут. Вот такой, крутой. На чемпионате мира 1954 года канадцы указывали судье, что у Боброва клюшка крутая.
– Что это давало Боброву?
– Преимущество. С другой клюшкой тяжелее было бы этот финт сделать. Сейчас клюшки тонкие, хорошие, из титана. И таланты не перевелись на свете. Финский игрок Гранлунд продемонстрировал трюк на чемпионате мира, я зааплодировал. Финн подцепил шайбу на «крючок», вратарь ждет, что он пас отдаст, а он ее раз – и в ворота, в верхний угол. Как он это сделал? Раз судья засчитал гол, значит, трюк удался.
– Бобров не умел проигрывать?
– Не умел. В какие бы игры не играл. Даже в биллиард или настольный теннис. В конце тренировки – двусторонняя игра между пятерками. Если вторая пятерка вела в счете, мы играли до тех пор, пока первая не забьет больше. Только тогда заканчивали тренировку. Играли чуть ли не до утра. Нельзя было обыгрывать Боброва. Поражение для него – это конец. Жажда гола у него была страшная, что в футболе, что в хоккее. Он шел напролом, через клюшки прыгал.
– Кто самый неудобный защитник для Боброва?
– Николай Сологубов из ЦДСА и Альфред Кучевский из «Крыльев Советов». Они играли с ним персонально. Иногда полностью выключали из игры.
– Почему тогда Боброва многие считают лучшим из лучших?
– Сейчас превозносят Харламова. «Легенда №17», пуп Земли. Я всю сознательную жизнь в спорте провел, и скажу, что не хуже Харламова играли Александр Мальцев, Борис Александров, Анатолий Фирсов. Но их-то совсем забыли. Бобров – великий игрок, но важно понимать, что великим был не только Всеволод Михайлович. Думаю, важную роль в прославлении и мифологизации образа Боброва сыграли репортеры. У Михалыча был домашний корреспондент из «Советского спорта». Он ему кадило раздувал, везде писал: «Бобров, Бобров, Бобров». Этот журналист был вхож в дом Боброва. Михалыч жил в «генеральском доме» у станции метро «Сокол», на четвертом этаже. Так вот, я с Бобровым семь лет вместе играл, но в его квартире был всего два раза.
– Зачем приходили?
– Один раз купил у него верблюжье одеяло. Тогда же дефицит был. Мы были партнерами на площадке. Близкими друзьями – нет. Женя Бабич – да, друг Боброва. В 50-е годы я больше дружил с хоккеистом Толей Архиповым. В футболе – с Женей Роговым. Просто я считал всегда, что Бобров выше меня, несмотря на то, что старше был всего на год. Все-таки Бобров в ВВС был тренером. Называли мы его в команде не Всеволодом, а по отчеству – Михалычем.
– Даже на льду?
– На площадке некогда кричать. Там же доли секунды все решают. Кричали партнеру: «А-а-а», как и любому игроку. Партнер слышал сигнал и давал пас. Помню историю, мы уже перешли в ЦДСА из ВВС, находились на сборе в Свердловске. Жили в гостинице, а питались в кафе через сквер. После завтрака идем обратно, мне Тарасов говорит: «Зайди ко мне, я тебе расписание на день дам». В тот день я был дежурным по команде – будил ребят, чтобы на зарядку выходили, и т.д. Приходим в гостиницу, захожу к Тарасову. Там сидит подполковник, которого я раньше не видел. Для приличия с ним поздоровался. Он мне: «Ты почему не представляешься?». Говорю ему: «Я вас не знаю, тем более я не в военной форме». «Я ваш новый начальник команды», – говорит. Я отвечаю: «Только сейчас узнал, что вы – новый начальник команды». Тарасов рассмеялся.
– Натерпелись от того подполковника?
– В общем, да. Назначили начальником команды вояку из армейской части. Он после игры говорит нам: почему во время матча обращаетесь не по званию, почему орете: Коля, Ваня, Саша? Сологубов ему: «Товарищ подполковник, я пока произнесу: «гвардии старший лейтенант Комаров, отдайте мне пас», нам гол забьют. На площадке же секунды все решают».
– Вероятно, подполковник заставил вас ездить на тренировки в военной форме?
– Бобров спас ситуацию. Мы жили на 2-ой Песчаной улице. Целый подъезд спортсменов, а тренировались на Площади Коммуны (сейчас Суворовская площадь в Москве – прим.). Там коробка была. И через весь город тащились с рюкзаками на тренировку. Это сейчас хоккеисты вещи оставляют в раздевалке. Если куда-то едут – одна машина вещи везет, а другая – игроков. Мы в свое время договаривались с такси. И этот подполковник говорит: «Почему не в военной форме приезжаете на тренировку?». Бобров ему: «Товарищ подполковник, как же я, майор Советской Армии, в метро поеду в военной форме, но с рюкзаком и с клюшками? Что народ подумает? Что наша армия только хоккеем занимается? Дайте мне тогда денщика, чтобы он мои вещи таскал, тогда буду ходить в форме офицера на тренировки».
– Какое у вас воинское звание?
– В ЦДСА я закончил в звании капитана. Потом тренировал команду в Калинине, был старшим тренером и начальником команды. Стал майором. Но я мало в Армии отслужил. Всю войну вкалывал токарем на Челябинском тракторном заводе.
– Ваши одноклубники в ВВС и в ЦДСА не сожалели, что не попали на фронт?
– Я не рвался на фронт. Моя семья, моя фамилия, Шувалов, сполна отработала на ту войну. Мои двоюродные братья Михаил, Анатолий, Иван и Сергей погибли. Инвалидом вернулся с фронта брат Федор, разрывная пуля прошла через ногу, и ее на 13 см укоротили. Костя Егоров, муж сестры, в 22 года ослеп – его рота заняла какую-то станцию, солдаты нашли цистерну с техническим спиртом, и полроты отравилось. А Костя то ли меньше остальных выпил, то ли шибко здоровым был. Когда похоронки пришли на родственников – куда там рваться на фронт. Но разве без Урала и без Сибири мы бы ту войну выиграли? Как мне 18 лет исполнилось, в декабре 1941-го, я по 12 часов в сутки танки собирал на заводе. Какой там спорт? До 22 лет пахал. Лучшие годы войне отдал. Помню, в 1944 году летом с ребятами из цеха договаривались и после вечерней смены шли на стадион, часа два мяч погонять.
– Бобров сожалел, что не попал на фронт?
– Не знаю, его же эвакуировали в Омск. Там в военном округе какие-то соревнования проводились. Потом за новосибирское СКА играл. Команда у них хорошая была.
– Получается, он тоже лучшие годы провел вне спорта.
– Ну, в Сибири они более-менее играли.
– В команде ВВС у игроков первой и второй пятерок были одинаковые зарплаты?
– Василий Иосифович сделал так, что я, инструктор высшей категории, получал 220 рублей. Это чуть ли не ставка командира дивизии. В ВВС две пятерки были на высшей категории, а запасные, молодые ребята – на низшей.
– Выходит, Бобров получал как все игроки в команде?
– Не знаю. Да я и не интересовался, хотя, когда расписывался в ведомости, можно было посмотреть. Мы же приезжали в штаб Московского военного округа на Ленинградский проспект получать зарплату.
– 220 рублей – это были хорошие деньги?
– В то время – да. Но мы жили не лучше других хоккеистов. Профсоюзные команды, например, получали премиальные. В Воскресенске игроки «Химика» были оформлены на заводе по штату. Там высшая зарплата была 180 рублей. Плюс премиальные за выигрыш. Там у них был администратор Виктор Попов, он приходил на завод, получал деньги, и раздавал хоккеистам. У игроков выходила почти двойная зарплата рабочего завода, а мы в ВВС и в ЦДСА никаких премиальных не получали. Только Министр обороны мог наградить.
– Чем?
– Когда мы победили на чемпионате мира 1954 года в Стокгольме, каждому хоккеисту от Министра обороны подарили по немецкому ружью. На ружье – дощечка с гравировкой – такому-то игроку с указанием твоего воинского звания, и слова «за успешное выступление на чемпионате мира».
– Что за ружье?
– Охотничья двустволка. А когда олимпийское «золото» выиграли в 1956 году, Министр обороны вручил золотые карманные часы «Павелъ Буре». На крышке было написано «Павелъ Буре – поставщик Его Императорского двора».
– Какая радость была играть за ВВС или ЦСКА, если в Воскресенске, играя за «Химик», вы получали бы больше?
– Если за гражданскую команду играл, мог написать заявление и уйти. Мы же были военнослужащие. Как в другую команду перейдешь? Если в Армию попал, тобой уже распоряжаются. Могут куда угодно направить. Вон, когда Фетисов хотел в НХЛ уехать. А каким образом, как изменник Родины? Он же был военный. Невозможно было уйти из ЦСКА. Когда я пришел в ВВС в 1951 году, мне сразу звание лейтенанта дали, хотя я ни дня в армии не служил. Потом Василий Иосифович присвоил мне старшего лейтенанта. А Боброву, когда он старшим тренером ВВС стал, присвоили майора. Звания лейтенанта и старшего лейтенанта добавляли по 100 рублей к должностному окладу, а майору – 200.
– Выходит, Бобров не бедствовал. Но шиковал?
– В кино показывали, что у него якобы в ресторане был специальный столик, который для него освобождали. Не знаю, я не был любителем ходить по ресторанам.
– Бобров мог прийти на тренировку уставшим, после ночного застолья?
– Мог. Он, конечно, зажигал. Ходил как-то с ребятами в ресторан. Рядом за столиком – другая компания выпивает. Тут один мужик подходит к Боброву, по-приятельски стучит по плечу. «Хочу с Бобровым выпить», – говорит. Всеволод отвечает: «А я не хочу с вами выпивать. У вас своя компания, у нас – своя». Мужик ему: «А, зазнался Бобров!». Толкнул его. Бобер встал и как ему врезал. С той компании мужики подскочили, но им сказали: идите с миром, иначе из вас отбивные сделают. В компании Боброва были спортсмены. Кто-то из большого начальства про этот случай в ресторане рассказал Брежневу: «Вчера Бобров в ресторане депутата отлупил». Леонид Ильич подумал, и ответил: «Депутатов у нас много, а Бобров один».
– Бобров был добрым?
– Добрый. Душевный. Не зазнавался. Но и панибратского отношения не допускал.
– Когда в 1953 году умер Иосиф Виссарионович, вы ходили на похороны?
– Нет. В Колонном зале очередь была! Кого-то задавили, когда его хоронили.
– И хоккеистов ВВС не заставляли идти на похороны вождя?
– Нет, не заставляли. Помню, Василий Иосифович в минуты откровенности говорил: «Я в фаворе, пока отец живой. Отца не будет – меня сотрут в порошок». Кто-то из хоккеистов ВВС мне рассказывал, как однажды был у Василия Иосифовича в приемной, а тут его адъютант докладывает, что Министр обороны звонит. «Трубку передать?». «Пошли его на х., скажи, что нет меня, б…!», – ответил Василий Иосифович. Думаю, после смерти отца, ему все это аукнулось. Он ни с кем не считался, кроме как с отцом и Всеволодом Бобровым.
Виктор Григорьевич ШУВАЛОВ
Всеволод Михайлович БОБРОВ
Авиакатастрофа в Свердловске 7 января 1950 года.
Военный самолёт Ли-2 столкнулся с землей вблизи аэропорта Кольцово в окрестностях Свердловска (Екатеринбург).
На борту находилась хоккейная команда ЦСК ВВС, которая летела на матч чемпионата СССР с «Дзержинцем» из Челябинска. Погибли все пассажиры – 19 человек: 6 членов экипажа и 13 членов команды. Тела были захоронены в братской могиле на кладбище поселка Кольцово.
С командой по разным причинам не полетели нападающие Всеволод Бобров и Виктор Шувалов, защитник Александр Виноградов, администратор команды Николай Кольчугин и старший тренер команды Матвей Гольдин.
Впервые о катастрофе упомянул журналист Владимир Пахомов только 26 января 1969 года на страницах еженедельника «Футбол-Хоккей».
В последующие три сезона после катастрофы команда становилась чемпионом СССР. Была расформирована в 1953 году. Игроки перешли в ЦДСА.
