Константин Окулов совершил один из главных прорывов прошедшего хоккейного сезона. Воспитанник новосибирского хоккея превратился в одного из лидеров ЦСКА и взял с армейским клубом Кубок Гагарина. В интервью Sport24 форвард рассказал о своем прогрессе, спортивных страхах, уходе из родной «Сибири» и необычном увлечении.
— Спустя два месяца после победы в Кубке Гагарина пришло осознание, что вы — чемпион России и одна из целей достигнута?
— Эмоционально уже отпустило. Конечно, классно, что ты достиг того, о чем мечтал с самого детства. Но уже скоро новый сезон, мысли о нем и о том, как сохранить этот кубок. Каждый год хочется все выигрывать.
— Так получилось, что Кубок Гагарина вы выиграли в статусе одного из лидеров ЦСКА. Наверное, в случае, если чемпионство случилось год назад, эмоции были бы другие?
— Я бы и в том году был бы рад за ребят, но что врать, когда ты играешь каждый матч в плей-офф — это эмоционально совсем другие ощущения. Ты всегда с парнями, с командой.
— Как считаете, если бы не эпидемия свинки, ЦСКА мог выиграть Кубок Гагарина еще в прошлом году?
— Все говорят про свинку, но еще Игорь Валерьевич [Никитин] говорил, что неважно, чем вы болеете. Финал мы проиграли сами, так что болезнь тут ни при чем.
— Как вы считаете, ЦСКА по сравнению с проигранным финалом изменился? Со стороны казалось, что вы немного отошли от схематичной оборонительной модели.
— Думаю, да, мы изменились. Прежде всего, стали более сплоченной командой. Так сложилось, что большинство игроков ЦСКА находятся в своей лучшей форме, на пике. Это наше время, чтобы выигрывать. А в плане стиля игры… Никитин, если ты сзади отрабатываешь, ни слова тебе не скажет по игре в атаке. Вроде ничего нам и раньше не запрещали.
— Чемпионство ЦСКА наложилось на то, что у большинства конкурентов проблемы, перестройка. У вас же, по сути, был предпоследний шанс. Через год у половины команды заканчиваются контракты. Вы осознавали это?
— У многих клубов есть два-три года, когда они находятся на пике. Даже в НХЛ нет такого, чтобы команда десятилетие держалась на вершине. Казалось бы, совсем недавно «Лос-Анджелес» с «Чикаго» коллекционировали Кубки Стэнли, а теперь они даже в плей-офф не попадают. Хотя остались те же звезды. В ЦСКА много парней, которые через год могут уехать в НХЛ. Не факт, что такой состав сохранится. Сейчас идеальный момент, чтобы выиграть и второй Кубок Гагарина.
— Вы сами себя причисляете к «парням, которые могут уехать в НХЛ»?
— Не знаю, у меня еще год контракта с ЦСКА. Пока, наверное, не стоит это обсуждать.
— В НХЛ вы никем не задрафтованы. Это развязывает руки?
— На самом деле, да. Есть возможность выбора. Как бы это странно ни звучало, но то, что меня когда-то не задрафтовали, сейчас воспринимается скорее позитивно.
— Но в 18 лет это наверняка воспринималось по-другому.
— Тот драфт вообще был одним из самых малочисленных для российских игроков. Если честно, я не особо расстраивался на тот момент. Я прекрасно понимал, что для начала в КХЛ надо вылезти. Переход из молодежной команды во взрослую мне давался достаточно тяжело. Мыслей об НХЛ не было. Не выбрали, значит, тогда не заслужил. Надо заработать второй шанс.
— Сейчас, оглядываясь назад, понимаете, почему были проблемы с переходом из молодежного хоккея во взрослый?
— Я сам по себе игрок специфический. Не каждый тренер готов был дать мне шанс как молодому парню с весом 70 килограммов. Не надо забывать, какой состав тогда был у «Сибири»! Команда занимала второе-третье место в конференции. Даже получить шанс в четвертом звене было непросто. Я еще не был на том уровне, чтобы мне сразу дали играть. Наверное, этот процесс проходил медленнее, чем я хотел. В ЦСКА у меня фактически получилась похожая история. Приходилось по новой пробиваться в состав. Это тяжелые, но по-своему прикольные ощущения. Конкуренция заставляет тебя расти. Как молодому парню мне это помогло, и теперь я спокойно ко всему отношусь.
— Конкуренция — окей, но не считаете ли вы, что ЦСКА выиграл Кубок Гагарина во многом благодаря тому, что не было той дикой ротации, как годом ранее?
— Это, наверное, не мне надо вопрос задавать. Но как игрок могу сказать, что, разумеется, приятно, когда находишь контакт с кем-то из партнеров. Под конец сезона мы чаще стали играть с Максом Шалуновым, вроде бы неплохо получалось. Конечно, когда ты каждый матч в игре — это приятнее.
— В «Сибири», да и потом в ЦСКА, вас пытались ломать как хоккеиста, корректировать игру. Не было опасения, что сломают окончательно? Креатив легко потерять.
— Тот же Скабелка требовал от меня игру в обороне, плюс не терять шайбу на синей линии. Остальное, что происходит в зоне нападения, полностью на мое усмотрение. Делай что хочешь! А вот стандарты по игре в обороне были действительно жесткими. Это единственная серьезная проблема, с которой я столкнулся. Я все-таки рассуждал так, что для игры в обороне есть защитники. Однако современный хоккей требует «пять в атаке, пять в обороне».
— «Сибирь» недавно возглавил Николай Заварухин. Для вашей карьеры фигура во многом знаковая. Расскажите болельщикам, что это за тренер и человек.
— Честно говоря, я думал, что его еще раньше назначат. Он будет немного перестраивать команду, постарается привить интересный хоккей. Заварухин любит играть в атаку, развязывает руки нападающим, показывает игрокам интересные моменты. Как человек он может сплотить коллектив. Просто так ничего тебе не выскажет. Он первый тренер, который пришел в раздевалку и без единого мата или даже агрессии высказал все мне за плохую игру. Это помогло психологически. Если игроки и тренер поймут друг друга, то «Сибирь» будет показывать при Заварухине очень интересную игру.
— Вы с ним до сих пор общаетесь?
— Да. Более того, он со всей семьей приезжал на мои игры в плей-офф. Я ему доставал билеты. Мы помогаем друг другу. Мои родители с ним тепло общаются. Николай Николаевич приятный человек, он переживает за меня. Хочу, чтобы у него все получилось.
— Был ли какой-то разговор с Заварухиным, который изменил вашу жизнь, помог в дальнейшей карьере?
— Не было такого, чтобы я приходил к нему в тренерскую, и мы разговаривали часами. У нас установились теплые, но рабочие отношения. Я был еще молодым игроком, а он хотел от меня взрослого подхода к работе. Никогда со мной не сюсюкался, за что я ему благодарен. Я вообще придерживаюсь мнения, что лучше, чтобы тренер накричал, но при этом давал играть.
— Сейчас складывается впечатление, что вы спокойно отнесетесь к любому тренерскому решению, к любой ротации. А раньше были срывы?
— Конечно, были и психи, и какие-то детские обиды, но никогда не хотелось все взять и бросить. В детстве я боялся, что не попаду в «Сибирь-2», когда пришел в МХЛ, сильно боялся, что не пробьюсь во взрослый хоккей, в КХЛ. Но родители вкладывали в меня все возможности. Как тут бросить? Я прекрасно понимал, что если буду на всех вокруг обижаться, то только мне от этого будет хуже. Запасного варианта никогда не было, все мысли только о хоккее. К тому же, всегда находились люди, которые были готовы поддержать. Сначала родители, теперь супруга Анна. Быть может, только поэтому не было срывов в духе «я король, я все умею».
— На льду вы всегда оставляли впечатление уверенного в себе игрока. С чем тогда были связаны те самые многочисленные опасения?
— Представьте, что мы приезжаем «Сибирью-95» на чемпионат России, а нам там по десять шайб забивают. Когда проигрываешь всем подряд, закрадываются сомнения. Ты даже гол забить не можешь! Осознаешь, сколько крутых пацанов в других командах. Потом другие сверстники едут на молодежный чемпионат мира, а тебе говорят, что ты не подходишь. В голове это накапливалось, но выходя на лед, забывал об этом и кайфовал от игры.
— Не секрет, что вы из небогатой семьи. Как воспринимали, когда ребята из молодежной команды приезжали на тренировки на машинах, которые купили явно не на свои деньги?
— Я к этому спокойно отношусь. По жизни встречались разные люди. Они же не виноваты, что родились в обеспеченной семье. Зависти у меня никакой к ним не было. Я хотел сам всего добиться, накормить себя, накормить родителей и честно заработать на ту самую машину.
— Не было мысли переехать из Новосибирска в другой город, где сильнее школа и больше возможностей?
— У мамы, наверное, были такие мысли, когда что-то не получалось. Но надо понимать, что переезд в другой город, жизнь в интернате — это все непросто. К тому же, я и в «Сибири» получил хорошую школу. Мой первый тренер Валерий Студенков заложил и технику, и катание. Попади я в 16 лет в другую команду, неизвестно, чем бы все закончилось. Может быть, на этом бы все и закончилось.
— Сейчас в это трудно поверить, но ведь вы не ездили ни на юниорский, ни на молодежный чемпионат мира. Хотя в обоих случаях были среди кандидатов. Какой отцеп воспринимался болезненнее?
— Я хоть и ездил на турнир в Канаду, особо в юниорскую сборную не привлекался. Сыграл тогда, кстати, отвратительно. Все тогда было какое-то детское, ненастоящее. А вот когда провел в составе молодежки Суперсерию, шанс сыграть на чемпионате мира появился реальный. Но как получилось, так получилось. Сказали: «Спасибо, парни, ничего личного». Было очень обидно.
— «Окулов — это Малкин, но только на одной половине площадки» — эти слова приписывают Валерию Брагину.
— Может быть, Валерий Николаевич и говорил такое, я не знаю. Как мне объясняли, в первые два звена, где центрами были Барбашев и Каменев, я не попадаю, в четвертом играл оборонительный игрок Фищенко, а Шаров здорово смотрелся в связке с Маминым. Учитывая, что парни этим составом дошли до финала, чуть-чуть не хватило до золота, значит, тренер сделал все правильно, а я был еще не готов. Это стало хорошим уроком.
— Прошлогодние командировки в ВХЛ стали каким-то уроком? Или главный урок из этого — осознание того, что лучше туда никогда не возвращаться?
— Именно так, вы сами ответили на вопрос. Надо сделать все возможное, чтобы больше туда не возвращаться. Может быть, это нечестно, может, некрасиво, но я каждый день должен делать так, чтобы ни у кого даже мысли не было: «А может, Окулов в вышке поиграет?»
— Вышка в ее нынешнем виде вообще может чему-то научить?
— Про хоккей говорить не буду, но окунаясь в этот мир, понимаешь, как быстро может все закончиться, если расслабишь булки.
— Кто вас в тот момент поддержал?
— Супруга, которая всегда рядом. И вышка, и болезнь — все наложилось. Аня, помимо того, что жена, была для меня в тот момент другом.
— Что Анна изменила в вашей жизни?
— Путешествий стало больше — это однозначно (смеется). Она меня заставляет смотреть мир, я так бы дома и сидел. А вообще, учитывая, что мы лет семь уже встречаемся, моя жизнь менялась плавно. Наши отношения постепенно перетекли в семейные. Я немного боялся, что после свадьбы что-то изменится, но опасения были напрасны.
— Можете представить, как бы все сложилось, если бы приехали из Новосибирска в Москву один?
— А я ведь первые десять дней сборов с ЦСКА был в столице один. Вообще один. Пф-ф, это было очень тяжело! Сейчас же всегда есть возможность высказаться, поделиться какими-то переживаниями. В этом плане мне очень повезло.
— Дома о хоккее говорите?
— Редко. Дома хочется пообщаться о нашей жизни. Хоккей есть хоккей. Не люблю об этом говорить. О хоккее я больше с папой общаюсь. Он как бывший хоккеист может и подсказать, и трезво оценить мою игру.
— На сколько процентов отец для вас еще и тренер?
— Он для меня и папа, и тренер. Не буду высчитывать проценты и пропорции. Иногда, бывает, обижаюсь на него. Плохая игра, проиграли, сам ничего не сделал, и тут еще от папы смс с разносом. Утром уже потом перечитаешь с холодной головой и соглашаешься.
— У вас мама — очень социально активная женщина. Не секрет, что она общается с болельщиками на различных форумах и социальных сетях. Как к этому относитесь?
— Сначала был скорее против. Зачем? Для чего? Только эмоции тратить. Потом уже понял, что если она получает от этого удовольствие, какую-то разрядку, то пусть занимается. Она же мне ничего никогда не запрещала.
— Когда ЦСКА играл в Цюрихе и в Вене, ваших партнеров спрашивали, где бы они хотели видеть клуб КХЛ. А вы бы куда хотели летать на выезд?
— Может быть, Дубай? На самом же деле, хочу, чтобы наши российские команды развивались. Чтобы в том же Новокузнецке, Ханты-Мансийске были команды КХЛ. Причем не просто существовали, а боролись за высокие места. Вы посмотрите, сколько в КХЛ и НХЛ воспитанников «Кузни»!
— Понятно, что победа ЦСКА для вас — это исключительно положительные эмоции. Но не угнетает, что в КХЛ невозможна история «Сент-Луиса», когда последняя команда лиги становится чемпионом?
— Я думаю, у нашей лиги еще все впереди. Когда-нибудь и в КХЛ команда поднимется с последнего места на первое. Пока же мы живем в той реальности, какая есть. Вы поймите, я игрок и хочу выигрывать всегда и при любых условиях. Я не могу желать, чтобы пришел какой-нибудь клуб с последнего места и обыграл меня.
— Через несколько дней после того, как вы привезли Кубок Гагарина в Новосибирск, Кубок Стэнли с «Сент-Луисом» выиграл другой новосибирец Владимир Тарасенко. Как хорошо вы знакомы?
— Такие люди как Тарасенко заставляют повышать свой уровень, показывают, куда стремиться. Мы с ним не так уж близко знакомы. Когда видимся — здороваемся, спросим друг у друга как дела. Когда Володя с нами катался и во взрослой команде «Сибири», и в молодежной, это производило впечатление. Он сильно добавил с тех пор, когда я на него смотрел ребенком. Талант у него был всегда, но Кубок Стэнли он завоевал работой.
— Когда Тарасенко тренировался с «Сибирью», можно было без номера и фамилии на свитере узнать в нем игрока НХЛ?
— Сразу видно, что это человек другого уровня. Причем во всем. Он быстрее думает, быстрее принимает решения. Я про кистевой бросок вообще промолчу! Он у Тарасенко один из лучших в мире. А как он со стартовой скоростью от людей уходит?
— Вы над своим кистевым броском тоже работали прошлым летом. Как пришли к тому, что нужно прокачать этот компонент?
— Мы пришли к этому вместе с отцом. И я был недоволен, и папа об этом постоянно говорил. Без кистевого броска чего-то добиться в современном хоккее нельзя. Бывает так, что в игре нет моментов, и выпадает только один шанс. Им нужно воспользоваться. Жалко, что я поздно к этому пришел. Папа-то давно понимал, а я дурак. Надо было над этим с детства работать или хотя бы с молодежной команды.
— Тренировка броска — это вопрос исключительно количества повторений?
— Не только. Это и попытка забить в определенную точку, с той или иной позиции, броски с ходу. Все, что может пригодиться в игре.
— Какое это чувство, когда понимаешь, что то, что делал летом, начинает давать свои плоды в игре?
— Отпускает! Думаешь: «Ну вот, не зря все лето потратил. Оно того стоило».
— Бросок свой вы действительно улучшили. Что на очереди?
— Мне бросать еще и бросать. Но кроме этого надо поработать над катанием, а если конкретно — над стартовой скоростью. В мощности катания надо добавлять.
— Откуда все-таки твоя тяга к нестандартной игре? Как бы заложен креатив?
— Как уже говорил мой папа, мне повезло, что я успел поиграть в разные игровые виды спорта. Меня и в детской школе учили никогда не расставаться с шайбой. Нужно что-то постоянно придумывать, чтобы ее у тебя не отобрали. Потихоньку это пришло и стало как данность.
— Ваш отец говорил, что в детстве поступали приглашения в футбольные секции. Могли бы представить себя в этом виде спорта?
— Сейчас редко играю в футбол, о чем немного жалею. Погонять мяч с друзьями было бы неплохо. Но футболистом себя не представляю. Для меня это всегда была игра на два-три месяца, не больше. Тот азарт, что есть в хоккее, футбол мне никогда не приносил.
— Игорь Никитин по ходу минувшего сезона сказал, что вы прибавили, прежде всего, в физической мощи. Именно поэтому стали регулярно попадать в основной состав. Это естественный процесс?
— Это результат того, что я чуть ли не каждый день в зале. Ну, четыре раза в неделю точно. Я не наделен такими физическими данными, чтобы сидеть дома, а потом спокойно играть. Всегда нужно работать над тем, чем тебя обделили. Мне многое дано с точки зрения игры, но нужно работать над физикой.
— Игорь Никитин для журналистов очень скрытный и спокойный человек. Вы, игроки ЦСКА, знаете другого Никитина?
— Понятно, что для нас это один человек, для вас — другой.
— Предметы по раздевалке хоть раз летали за чемпионский сезон?
— Нет. Ни разу даже голос повышен не был на команду. Были, разумеется, какие-то недовольства, но без криков. Когда Никитин заходит в раздевалку, то все четко, логично и обусловлено. Никитин может всем своим видом показать, мол, «молодой человек, так играть нельзя». Он не пытается нас заставить играть с помощью агрессии. Все мы понимаем, ради какой цели оказались в этой команде. Все очень по-взрослому.
— Помимо Никитина в ЦСКА есть еще один человек-загадка. Александр Попов за карьеру дал, кажется, одно или два интервью. Какой он в жизни?
— Он, быть может, скрытный для вас, но очень открытый для нас. Спокойно разговаривает, не помню от него какого-то негатива. Попов для нас, молодых, как папа. Он всегда подойдет, пообщается, поможет. В ЦСКА с молодыми парнями общается так, будто это его ровесники.
— Попов еще поиграет?
— Дай бог и не один год. У нас было закрытие сезона, где он поблагодарил руководство клуба, партнеров, лично нас с супругой. Сидишь, и вместе с ним плакать хочется.
— Можно сказать, что ЦСКА во многом выиграл этот Кубок Гагарина для Попова?
— Найдите видео с прошлогоднего финала с «Ак Барсом» и посмотрите на Попова после последней игры. Вы сразу поймете, что для человека значил Кубок Гагарина в этом году.
— В «Сибири» был такой игрок, как Попов, кто оберегал молодежь?
— Был Олег Губин — это тоже тот человек, который при всем его опыте спокойно общался с молодыми, блистал чувством юмора. Но в целом сложился такой коллектив, что никого не нужно было оберегать, все держались очень дружно.
— Что у вас сейчас есть кроме хоккея?
— Лего вот увлекся. В прошлом году, когда болел во время плей-офф, собрал огромный лего Тадж-Махал. Теперь вот на очереди Хогвартс на 5000 деталей. Моторику развивает, мне нравится. В детство немного окунаешься, спокойствие.
— В отпуске исключительно пляжный отдых?
— Нет, пляжный уже закончился. Сейчас тренируюсь в спокойном темпе. Не как на сборах, но каждый день.
— На книги и кино времени хватает?
— В кино с женой ходим, квесты страшные обожаем — это хороший источник эмоций.
— В Москве за эти два года стали узнавать?
— Нет. Думаю, нужно быть суперзвездой, чтобы тебя в Москве узнавали на улицах.
— В Новосибирске с этим спокойнее?
— Намного. Узнают, но максимум раз в день, да и то не всегда.
— Недавно вы выставляли Кубок Гагарина в одном торговом центре. Там, кажется, вас знали в лицо вообще все.
— Ох, тяжеленькие три часа выдались (смеется). Но в то же время и приятные. В плане эмоций очень круто.
— Уход из «Сибири», родного клуба, — это самый эмоционально тяжелый момент в жизни?
— Наверное, да. Не только потому, что уходил из «Сибири». Я в принципе впервые покидал родной город. Все по новой, только я и моя жена. Вроде бы я только начал регулярно играть за «Сибирь», окунулся в эту кашу, и тут пришлось все начинать с чистого листа. Сейчас, наверное, это воспринимаю как шаг назад перед двумя шагами вперед. Но тогда было тяжело.