Друзья и коллеги рассказывают об Александре Альметове.
Друзья и коллеги рассказывают об Александре Альметове.
Александр МАРЬЯМОВ, кинодраматург:
- 1967-й - стал для 27-летнего Альметова самым трудным годом. Страна праздновала 50-летие Советской власти, и мы с Альметовым улетали на Север - встречаться с полярниками. А провожали нас журналист Александр Нилин и олимпийский чемпион в беге на стайерские дистанции Владимир Куц, отправлявшиеся в свою очередь на западную границу СССР. Мы обедали в ресторане шереметьевского аэропорта, а когда вышли из него, то с изумлением узнали, что посадка уже закончена. И тогда Куц в капитанской форме рванул на взлетную полосу - подогнал обратно к самолету уже отъехавший трап. Все места в салоне оказались заняты, но пилоты из уважения к Альметову усадили нас по соседству со своей кабиной - на откидных местах рядом со стюардессами. "Володя Куц из-за нас остановил самолет! Ведь расскажешь - не поверят!" - не уставал повторять восхищенный подвигом одноклубника Альметов.
Мы приземлились в полярную ночь и никак не могли понять, который час. Легли спать. А проснулся я от того, что какой-то мальчик тряс меня за плечо и говорил: "Дядя Альметов, дядя Альметов..." Оказалось, все жители Анадыря знали, что к ним прилетел Альметов, и с этой минуты ему начали дарить открытки, альбомы, книжки. Взамен просили только автограф. А он, человек скромнейший и застенчивый, испытывал даже какое-то чувство неловкости перед людьми, которые живут такой нелегкой жизнью.
Сейчас, когда я вспоминаю об Альметове, ужасно сожалею о том, что при жизни не сказал ему всего того, что о нем думаю, не произнес вслух тех слов, которые он заслуживал. Это был добрейшей души человек. Я, например, не могу себе представить, чтобы кто-нибудь из сегодняшнего поколения спортсменов мог подарить свою единственную золотую олимпийскую медаль пилотам-полярникам, с которыми мы в течение десяти дней летали над Северным Ледовитым океаном. Те просто-таки были в растерянности от такого уникального и, по существу, бесценного подарка.
В конце концов летчики обратились к Альметову: "Александр Давлетыч, мы вот вам приготовили маленький сувенир". И отвели его в самый хвост самолета, где лежала шкура огромного белого медведя.
"Ну что вы, - упирался Альметов, - это такая редкая и дорогая штука - она вам и самим пригодится, и родственникам можете подарить". "Нет уж, возьмите, - настаивали летчики, - и пусть эта шкура напоминает вам о наших встречах, о совместных полетах в ледовую разведку".
Приземлившись в Москве, мы уложили шкуру в багажник белой "Волги" - по-моему, единственной ценной вещи, которая осталась у Альметова от хоккея. И это неудивительно. Он не умел и не хотел копить деньги - наоборот, готов был одолжить их порой малознакомому человеку, мог запросто простить долг, если у того находилась "уважительная причина". Потому что сам был человек добрейшей души.
Когда мы с режиссером Владимиром Коноваловым снимали фильм "Линия судьбы" - о жизни великих спортсменов, то использовали следующий план: Саша, давно оставивший хоккей, полноватый и полысевший, выходит из Дворца ЦСКА, садится в трамвай и едет до Ваганьковского кладбища. И кондуктор объявляет лишь две эти остановки. К сожалению, это была его не придуманная, а настоящая дорога в жизни, которая так счастливо началась и завершилась на такой печальной ноте.
Он был необыкновенно популярен и любим болельщиками. На Ваганьковском кладбище его помнят до сих пор. Мне по моим семейным обстоятельствам приходилось, увы, бывать там и общаться с могильщиками, которые в один голос говорили: "Альметов - это святой человек". А в то время, когда он сам работал там, позвонил мне домой и сказал: "Слушай, мы так давно не виделись, приезжай на кладбище, познакомлю тебя с замечательными ребятами. Посидим, выпьем..." Альметов никогда не разграничивал людей - на полезных, нужных и не нужных. Для него главным критерием всегда оставались характер и душа. Я уже упоминал, что помочь он готов был всем без исключения. Но стеснялся даже у друзей попросить о помощи, когда в ней остро нуждался. Альметов, по-моему, все отдал нам, что мог. А мы ему чего-то недодали. За это я себя очень корю. Корю, потому что такие таланты от Бога, как Альметов, Стрельцов, Харламов, нуждались в нашей защите, ибо по сути своей оказались людьми совершенно незащищенными.
Юрий БАУЛИН, хоккеист. Партнер Александра Альметова в ЦСКА:
- Саша Альметов пришел к нам в команду из школы ЦСКА в 1958 году, когда партнером Локтева и Александрова был его тезка - Черепанов. Не могу сказать, что Черепанов уж совсем не подходил Константину с Вениамином, но он был ярко выраженным индивидуалистом, что снижало потенциал звена. А Давлетыч, как мы звали Альметова, моментально вписался в тройку. Его доброта не ограничивалась рамками обычной жизни - она в полной мере проявлялась и в хоккейной коробке. И сочеталась с удивительным игровым мышлением. Саша с полуслова понимал Александрова, а Борисыча, то есть Локтева, вообще без слов - потрясающая была связка. Потрясающая, хотя правый край был на семь лет старше центрфорварда.
У нас в ЦСКА подобралась тогда компания, совершенно разношерстная по характеру, по образованию. Но взаимное уважение проявлялось везде и во всем. Например, тот же Альметов по интеллекту превосходил многих из нас - недаром первую золотую медаль он получил по окончании средней школы. Но Саша никогда не позволял себе иронизировать над теми, кто был менее начитан и говорил не так складно, как он. Альметов же излагал по-чеховски - кратко и ясно.
Иной раз одному и тому же человеку можно дать две характеристики: одну на работе, другую - в быту. Саша, будучи честным, порядочным и предельно корректным в быту, абсолютно таким представал и на льду. А ведь ему там доставалось столько - врагу не пожелаешь. Здорово его били. Но не припомню случая, чтобы он отмахнулся клюшкой или сгоряча ударил кого-то перчаткой. А сдержаться в таких ситуациях ох как тяжело!
У Альметова не было провальных игр - едва ли не в каждой, как подобает уважающему себя мастеру, он подтверждал свой высочайший класс. Положа руку на сердце, признаюсь, что трезвенников среди нас не было. Но это ни в коей мере не отражалось ни на тренировках, ни тем более на игре. Выходишь на лед - выложи все, что имеешь, и даже более того. И отговорки типа "да вот мы тут с друзьями..." в оправдание не принимались. Альметов горбатился на площадке, каких бы усилий иной раз ему это ни стоило. Отсиживаться за чужими спинами было не в его правилах.
Я не сомневался, что его хоккейный век будет долгим. И вдруг Сашка, который мог бы еще играть и играть, в 27 вешает коньки на гвоздь. Об истинной причине его столь резкого ухода я могу только догадываться.
К тому же у Альметова, по-моему, в тот момент не сложилась семейная жизнь. У него была женщина, официантка из "Узбекистана". Она хорошо к нему относилась, но это не была семья, в которую каждый из нас возвращался после хоккея. Семья, где можно отогреться, излить душу и быть до конца понятым. Но в том, скорее, была его беда, а не вина.
А вот мы на сто процентов виноваты в том, что быстро, слишком быстро, забываем о таких людях, как Альметов. Забываем, едва они в последний раз перемахивают через борт со льда на скамейку. Впрочем, однажды на матче "Динамо" - "Ак Барс" я подошел к тренерам казанцев: "Ребята, у вас же есть великий татарин - Александр Альметов. Неужели в столице Татарии нельзя проводить традиционные турниры его памяти?!" А еще я говорил об этом с казанцами во время праздника, посвященного 50-летию нашего хоккея. Мне отвечали: "Да-да, конечно..." Но что-то о соревнованиях памяти Альметова я с тех пор так ничего не читал и не слышал.
Евгений РУБИН, первый собственный корреспондент "Спорт-Экспресс" в США:
- Ему в ту пору было 50. Явился Саша (в Нью-Йорк. - Прим.Л.Т.) с женой Галей, рассчитывая поселиться здесь навсегда. Он питал тайную надежду на то, что его, олимпийского и мирового чемпиона, Америка помнит и примет с распростертыми объятиями. Он и приглашение приехать в США получил лично от мэра Нэшвила как почетный гражданин этого города. Билеты на самолет супруги Альметовы взяли в один конец. Гале мы мигом подобрали работу по объявлению в русскоязычной газете: требовалась няня для ребенка. А ее мужа, оказалось, Америка забыла, и мы не знали, как ей напомнить об Александре Альметове. Несколько дней мы с ним просидели у меня на кухне, предаваясь воспоминаниям о былых хоккейных битвах, в которых он участвовал и о которых я писал, и обдумывая пути завоевания им Америки, а потом Саша сказал:
- Я ведь могу и физическим трудом заниматься. Как думаешь, рабочим где-нибудь возьмут?
Мне была известна его послехоккейная жизнь. Забытый своим клубом, Альметов копал могилы на Ваганьковском кладбище, где его много лет спустя похоронили с почетом, разносил полотенца и пиво посетителям Краснопресненских бань.
Услыхав от Альметова, что он готов заняться физическим трудом, я позвонил своему нью-йоркскому приятелю Юрию Лещинскому. В первые после эмиграции годы он, киевский инженер, работал на фирме, которая устанавливала в подъездах домофоны.
Юра отнесся к моему ходатайству без энтузиазма. По его тону я понял, что связывать с ним большие надежды не стоит. Но перед тем, как положить трубку, сказал:
- На всякий случай запомни фамилию - Александр Альметов.
Последовала долгая пауза, а за ней - залп:
- Кто? Альметов? Хоккеист? Чего же ты молчал?! Конечно, устроим, о чем речь.
Условились, что завтра Юра будет ждать Сашу в полдень на набережной рядом с Брайтон-бич авеню - улице, где даже названия магазинов, прачечных и аптек написаны по-русски - у ресторана "Москва". Оттуда он поведет его к себе в офис и обзвонит своих знакомых-работодателей, а уж Саша выберет, что ему больше подходит.
Домой Альметов вернулся вечером грустный и молчаливый. Наш ужин прервал телефонный звонок. Это был Юра.
- Сегодня у нас ничего не вышло. Саша сильно опоздал, но это полбеды. Он был прилично выпивши. Я просто не мог его никому представить. Ты ему объясни, что здесь в таком виде на работу не берут. Мы условились, что завтра встретимся опять.
- Да, я и выпил-то граммов 150, - уныло парировал мои упреки Альметов. - Как откажешься? Узнал меня на пляже болельщик. Говорит, на московском автозаводе работал. Другие подошли...
С того дня он ездил на Брайтон, как на службу. Возвращался вечером. На ногах держался, но спиртным от него попахивало. Юра мне звонить перестал. Саша, прожив у меня три недели, съехал. Жена его - Галя - с первого заработка сняла комнату, там же, на Брайтоне. Альметов пропадал на пляже. Галя придумала дополнительный источник дохода - пекла пирожки и продавала их на набережной. Мне жаловалась:
- У меня и времени не хватает и с ног от усталости падаю. Прошу его хоть пирожки мне на пляж подносить. А он - гордый, говорит, неудобно олимпийскому чемпиону таскать корзину с пирожками.
Я его не корил даже мысленно. Он всю жизнь прожил, веря, что титулы чемпиона и заслуженного мастера спорта должны открывать все двери и служить основанием к выдаче денег. Человеку немолодому расстаться с укоренившимся заблуждением трудно. Оно становится его второй натурой.
Саша промыкался в Нью-Йорке менее полугода и улетел домой. Галя сказала мне, что временно. Может, и вправду собирался сделать вторую попытку, да не успел: Александр Давлетович Альметов, как было сказано в газетном некрологе, умер в Москве в возрасте 52 лет. В некрологе перечислялись его титулы и правительственные награды, но ничего не говорилось о том, какой редкой для человека его суровой профессии добротой и деликатностью обладал Саша Альметов, как верен был своим друзьям. Меня, привычного к известиям о кончинах оставшихся в России близких людей, весть о его смерти надолго выбила из колеи. Попав в Москву, я поехал на Ваганьковское кладбище проститься с ним..."
По материалам газеты «Спорт-Экспресс»
